Простая и правильная психология

Терапия, которая работает

Четырех-, пятилетнему ребенку совершенно нормально обзавестись страхом по поводу какого-то объекта, особенно — в отношении животных. Девяносто пять процентов этих страхов попросту сами собой исчезнут по мере взросления дитя. Но малое число этих страхов доживет и до взрослого возраста, и, если это произойдет, сами собой они обычно не ослабнут и не пройдут. Но существует одно из направлений психотерапии, которое срабатывает в этом направлении надежно: поведенческая терапия. Далее изложена теория того, почему она работает.

Фобия представляет собой случай банального обусловливания какой-то особенно травматичной безусловной реакцией. Какой-то нейтральный объект, например, кошка, случайно находится рядом в тот момент, когда происходит травма. Кошка является в данном случае условным стимулом, травма представляет собой безусловную реакцию. И на основе этого запараллеливания условный стимул становится пугающим.

Если фобии представляют собой попросту условный рефлекс по Павлову, то их в таком случае должно быть легко устранять. Тут надо не более чем то, чтобы терапия была организована в соответствии с принципами угашения рефлекса по Павлову — чтоб пациент находился в присутствии условного стимула, но чтобы все было организовано так, чтобы безусловный стимул отсутствовал. И вот никто не пробовал этот прямой подход до той поры, пока в 1950-ых не появился Джозеф Вольпе. В психотерапии в то время доминировал психоанализ, представители которого, вполне безуспешно, пытались добиться от фобических пациентов обретения ими инсайтов по поводу сексуальных и агрессивных конфликтов, которые якобы являлись причиной их фобий. И при этом вплоть до середины 1960-ых психоаналитики признавали, что инсайт-терапия фобий «никогда не бывает легким делом».

Сейчас для излечения фобий успешно используются два вида поведенческой терапии, каждый из которых является разновидностью угашения рефлекса.

Читать далее →

В первом эксперименте они сравнивали между собой пациентов с паническим расстройством, пациентов с другими тревожными расстройствами, и здоровых людей, которые входили в контрольную группу. Каждый из участников исследования зачитывал вслух следующие друг за другом предложения, окончания которых предъявлялись в размытом виде.

• Если у меня сильное сердцебиение, значит, я (умираю / пребываю в возбужденном состоянии)
• Если мне не хватает воздуха, я (могу задохнуться/ быть недостаточно тренированным).

В тех случаях, когда зачитываемые предложения имели отношение к телесным ощущениям, именно панические пациенты быстрее, чем представители двух прочих групп, справлялись разглядеть катастрофические варианты завершения предложения. Это продемонстрировало, что панические пациенты действительно обладают той привычкой мышления, о которой говорил Кларк.

Далее Кларк и коллеги задались вопросом о том, возможно ли спровоцировать паническое состояние посредством активации этой привычки с помощью слов. Все участники исследования зачитывали вслух последовательности из двух слов. Когда панические пациенты добирались до слов «одышка — удушье» и «сердцебиение — смерть», — у 75 % из них разворачивалась полномасштабная паническая атака прямо в лаборатории. Ни у кого из здоровых людей из контрольной группы панической атаки не случилось, из излеченных панических пациентов тоже никто не развил паническую атаку, и только лишь у 17 % пациентов, страдающих от иных тревожных расстройств, возникли приступы паники.

Последнее, о чем нам рассказал Кларк — это был тот самый «прорыв», обещанный Рахманом.

Читать далее →

Мне позвонил Стэнли Джек Рахман, один из ведущих в мире клинических исследователей, и один из основателей поведенческой терапии. Он предлагал мне роль «оппонента» на конференции, посвященной паническому расстройству, которую проводил Национальный Институт Психического Здоровья (NIMH). Ожидалось, что на этой конференции Младотурки когнитивной терапии бросят вызов почтенным представителям биологически ориентированной психиатрии.

«Чего вообще суетиться, Джек?», — ответил я. — «Каждый знает, что паника это биологическая болезнь, и единственное, что работает в этом случае — это медикаменты».

«Не отказывайся так быстро, Марти. Это прорыв, и прорыв такого рода, о котором ты еще ни разу не слышал».

«Прорыв» — вот слово, которого я ни разу не слышал до этого от Джека. Исключительный британец по характеру, он недавно эмигрировал в Канаду из Англии, где руководил ведущей европейской клиникой в области тревожных расстройств в университете при лондонской Больнице Модсли. Сдержанность в высказываниях и скромность всегда являлись отличительными чертами Джека.

«И в чем прорыв?», — спросил я.

«Если приедешь — узнаешь».

И я приехал.

Читать далее →